Волгоградский Новый экспериментальный театр (НЭТ) завершил сезон тремя подряд спектаклями «Вий» по одноимённой повести Николая Васильевича Гоголя- спектаклем, побившем все рекорды посещаемости в истекшем сезоне. Билеты на него разлетались в первый день продажи, зрители смотрели его по нескольку раз! «Вию» только исполнился год, но он безоговорочно завоевал внимание публики, на него приезжают из других городов страны, даже из Петербурга и Москвы.

Жаркий (+ 34 ) июль, пятница, суббота и воскресенье. Но волгоградские любители театра пошли не на пляж – они пришли в НЭТ на своего любимого «Вия» в постановке ведущего артиста НЭТа,заслуженного артиста РФ Андрея Курицына. А театр в свою очередь устроил своим зрителям настоящий праздник закрытия сезона. Я такой церемонии ни разу не видела ни в одном театре нашей страны. Здание НЭТа расположено на площади, поэтому окружающее пространство позволило проведение некоего действа, а именно: на подступах к театру и до самого главного входа была постелена красная ковровая дорожка, окружённая «золотыми» столбиками с натянутыми между ними красными бархатными канатами. С одной стороны вдоль дорожки стояли красные легковые машины с гигантскими красными же бантами на крышах (красное – значит, красивое!), по другую была организована фотозона с логотипами театра. На площади играла музыка. Не ожидавшая такого почтительного отношения к себе публика радостно фотографировалась в фотозоне, а по ковровой дорожке шла с некоторым смущением. А в фойе театра – новые сюрпризы: везде расставлены столы, а на них – бокалы с шампанским для угощения публики и маленькие шоколадки на один зуб. Был также установлен для обозрения замысловатый костюм Вия, но в таком виде страха он не вызывал, наоборот, привлекал своей сложностью и зловещим видом. Публика чувствовала себя как на королевском приёме, но не сильно ошибалась: в другом фойе для зрителей был выставлен настоящий золотой трон и каждый желающий мог запечатлеть на нём себя. А встречали публику молодые капельдинеры, юноши и девушки в строгих костюмах цвета тёмного бархата театральных кресел. А девушки ещё и в цветочных венках, точно таких, какой будет в спектакле на голове Панночки.

Спектакль, как и само произведение, непростой: весёлое и беззаботное начало действия перетекает сначала в мистический хоррор, а затем и в трагедию. Во время действия в зале стояла такая тишина, что иногда казалось, что я там одна, поразило также сосредоточенное внимание, с которым публика смотрела «Вия». Но за интерес к театру и спектаклю зрители были вознаграждены и по его окончании. Когда отгремел шквал аплодисментов, на сцену вышла директор театра Ангелина Шершень и, тепло обратившись к публике, попросила её внимания , поскольку театр хочет показать документальный фильм о главных событиях закрываемого сезона. Зрители, не желавшие расходиться, с удовольствием снова сели на свои места. Ровно через 7,5 минут, когда в зале начал постепенно зажигаться свет, с верхнего яруса по всему периметру театра на публику, как гигантские конфетти, полетели разноцветные воздушные шары. Люди радостно их ловили, шары не давались, их ловили снова! А те шары, которые не поймали, устлали пол зрительного зала красивым разноцветным «покрывалом».

Вот такая «сказка» сказывалась и такое дело делалось. А теперь – к собственно спектаклю.

– Я был и остаюсь приверженцем классики, – говорит Андрей Курицын.- Уверен, что чем точнее мы будем к тексту и времени Гоголя, тем вернее определим суть его произведения.

Под стать режиссёру и художник-сценограф Леонид Чуриков, и художник по костюмам Эдуард Абрамов. Декорации – традиционные, яркие и красивые, моментально «объясняющие» время и место действия. Костюмы очень живописные, выразительные, соответствующие времени действия, прекрасно передающие образы действующих лиц.

На сцене – типичный украинский сельский вид: плетень, на котором сохнут роскошные головы подсолнухов и разноцветные домотканые коврики. Яркий солнечный свет (художник по свету Андрей Мирошниченко). Справа и слева – покрашенный темно-зелёной краской забор, в котором и калитка есть, и арка. Ближе к заднику – какая-то странного вида церковь в сумерках, то ли «неживая», то ли готовая обрушиться. В финале спектакля станет ясно, почему у этого храма такой вид.

Трое весёлых семинаристов-бурсаков (от слова «бурса» – общежитие)- философ Хома Брут (Максим Чекашкин) и два его приятеля – ритор (ученик школы риторики и ораторского искусства) Теберий Горобец (Дмитрий Гнацинский) и богослов и звонарь Халява (Михаил Гордеев) окончили учебный год и идут из Киева на хутора, чтобы исполнением духовных песнопений, а, если повезёт, то и репетиторством, заработать деньги. Они несут с собой небольшой колокол. Хлопцы устали и решили на ближайшем хуторе попроситься на ночлег. Старуха-хозяйка – вылитая Баба Яга с длинным, горбатым носом, сгорбленная и растрёпанная (Михаил Румянцев) с неохотой пускает их на постой, но размещает всех в разных помещениях. Хоме достался пустой хлев. Только он приготовился уснуть, как пришла хозяйка, её глаза горели «каким-то необыкновенным блеском». Старуха вскочила на спину Хоме, «ударила его метлой по боку, и он, подпрыгивая, как верховой конь, понёс её на плечах своих».

Хома начал читать молитвы и чувствовал, что ведьма при этом ослабевала. Ему удалось сбросить с себя старуху, вскочить ей на спину и отлупить поленом. Старуха, издавая дикие вопли, упала на землю и превратилась в молодую, красивую девушку. В страхе Хома пустился бежать во весь дух и возвратился в Киев.

Оказалось, что девушка – это Панночка (Ирина Тимченко), дочь богатого сотника (Сергей Симушин), и что она перед смертью просила, чтобы её отпевал три ночи в церкви рядом с гробом именно Хома. Эта просьба дошла до ректора семинарии (Дмитрий Макаров), и Хому отправили на хутор отпевать покойницу, а чтобы он не сбежал, его сопровождал казачий конвой.

Как только Хома начал отпевать умершую, она ожила, вышла из гроба, пыталась приблизиться к семинаристу, и тот в ужасе начертил вокруг себя круг, за который Панночка пройти не смогла. На другую ночь отпеваемая не только летала и кружила вокруг Хомы, но и качалась на гигантских качелях, подлетая к самому кругу, в котором стоял семинарист, причём, качелей, никуда не прикреплённых – они как бы висели в воздухе, но при этом расступалась стена церкви. Жуть жуткая даже для зрителей, что уж говорить о бедном парне. Семинарист, напуганный происходившим до полусмерти, хотел отказаться от отпевания в третью ночь, но сотник запугал его, и он смирился. Ох, как зря! Мало того, что Панночка снова ожила и всячески пыталась отомстить своему убийце, в том числе, напусканием порчи, в храм явился Вий со свитой и потребовал поднять ему веки, отвисавшие до земли, чтобы посмотреть на свою потенциальную жертву. Хома знал, что смотреть на Вия нельзя, что это смертельно опасно, но не справился с искушением и быстро глянул. Обрадовался Вий, засветились узким, но ярким лучом прожекторов его глаза. Тут и возникло начало конца Хомы… Он лихорадочно, в бешеном темпе читал молитвы, трясся в своём круге, как осиновый лист на ветру, и уже ни на какую помощь не надеялся. Стало ясно, что из того состояния, в котором пребывал Хома, дорога только одна – туда, откуда не возвращаются.

Но в постановке семинарист-философ не умирает на сцене, а стремительно пробегает через весь зал к самому дальнему выходу, этим создается впечатление, что он не умер, а сбежал. Увы… В конце спектакля его товарищи – Тиберий и Халява – у маленького костерка (замечательная работа сценографа Леонида Чурикова, костёр не видео, а как настоящий) поминают его рюмкой горилки.

В сценах в церкви, которые по напряжённости, непривычности и ужасу происходящего – самые сильные в спектакле, хотя несильных сцен в постановке нет, восхищает и процесс вставания Панночки из гроба – это целая церемония, и её полёты, и окружение ею Хомы. Для необычности и красоты приглашенная балерина на пуантах в костюме Панночки (белые, длинные, многослойные, летящие одежды) танцует вокруг начертанного Хомой круга зловещий танец. А глаза Панночки – покойница всё-таки – сделаны из специальных линз большими и мертвенными – такие глаза могли бы быть у слепого человека.

Увлекшись запугиванием семинариста, вся нечисть во главе с Вием не услышала крик петуха и не успела вернуться в свой мистический мир, навсегда оставшись в храме, который становится заброшенным – тёмным, кособоким, с опрокинутым, готовым вот-вот упасть крестом. Таким он и «отъезжает» к заднику сцены и смотреть на него – горько.

Свет во всех церковных сценах тоже зловещий: то в полумраке вдруг возникает световой вихрь – это Панночка ниоткуда влетает в церковь на качелях. То в темноте появляется Вий со свитой и темнота вокруг него медленно рассеивается. То сиявшая в ночи луна покрылась темными пятнами и померкла. Необычным показалось то, что когда Хома уже на грани смерти, Вий вдруг снимает в себя верхнюю часть костюма и оказывается Ярошем (Сергей Викторов), а свита – его сыновьями Спиридом (Алексей Жидков) и Дорошем (Евгений Михайленко). То ли это предсмертные видения Хомы, то ли режиссёр хотел сказать, что никакого Вия-то и нет, и все страхи – это только страхи.

Артисты в разных сценах часто проходят через зал, создавая ощущение, что то, что происходит в спектакле, – не там где-то, и даже не на сцене, а здесь, вот прямо на этом месте, где сидит тот или иной зритель, и таким образом зрители становятся как бы участниками событий или, во всяком случае, живыми их свидетелями. Однако, на мой взгляд, церемонию пронесения гроба с Панночкой по залу нужно сделать менее стремительной, чтобы публика успела осознать, что это не аттракцион, а реальная смерть, гибель, а смерть – это навсегда. Даже если покойница – ведьма.

Все артисты, участвовавшие в спектакле, восхитили многогранностью талантов: они исполняют духовные песнопения, как настоящие церковные певчие (Максим Чекашкин, Дмитрий Гнацинский и Михаил Гордеев), танцуют, как профессиональные танцовщики (хореограф – Алексей Жидков), поют, словно солисты оперы или хоровых коллективов, и играют на музыкальных инструментах (музыкальный руководитель – Ольга Булискерия). Особенно впечатлило исполнение песни Верой Шарковой (Баба) и забавное подпевание-подвывание ей Девкой (Татьяна Гончарова). Причём, и танцы, и песни, да и сама актёрская игра в большинстве сцен (кроме церковных) поданы с юмором, особенно сцена на базаре с бубликами и плюшками, где Вера Шаркова и Татьяна Гончарова в затейливых народных костюмах очаровывали обаянием и пластичностью и зрителей, и действующих лиц.

Повесть Гоголя «Вий» входит в сборник «Миргород», но в отличие от других произведений цикла, в «Вие» зло персонифицировано в мифологических образах Вия, демонического существа славянской мифологии со смертоносным взглядом, и Панночки.

«Вий» был написан Гоголем в 1834 году, почти 200 лет назад, но насколько современно и актуально это произведение и выводы, которые читатель (зритель) сделает по ознакомлении с ним: страх – очень плохой помощник; в любых ситуациях не распускай руки; на любое действие есть противодействие; потакание своим соблазнам к хорошему не приводит; око за око, зуб за зуб; смерть – это навсегда.

Подлинная гоголевская атмосфера спектакля, и соответственно, его резюме создана НЭТом обычными театральными средствами, но необычно талантливыми людьми и одной «огромностью», очень важной для любого театра – работой потрясающих артистов.

Источник: https://new.lgz.ru/article/s-shiroko-zakrytymi-glazami-180723155338/